«И снова Бард…» К 400-летию со дня смерти Шекспира - Даррелл Лоренс (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Итак, в 1998-м Шекспир сделался ньюсмейкером. В 1997-м литературоведы морщились от мещански-вульгарного слова «гений». После 1998-го, во многом благодаря триумфу «Влюбленного Шекспира», довершившему успех «Ромео + Джульетты», слова «Шекспир» и «гений» в массовой культуре вновь стали синонимами, как уже было в романтический период XVIII–XIX веков.
В последний год XX века СМИ много обсуждали, кто — самая влиятельная личность уходящего тысячелетия. Иоганн Гуттенберг? Мартин Лютер? Исаак Ньютон? Чарлз Дарвин? Однако беда в том, что, не будь их, те же открытия и перевороты совершили бы другие. Гении есть в любой области, но уникальные — лишь в искусстве. Вот почему в проведенном Би-би-си опросе «Человек тысячелетия» победителем заслуженно стал Уильям Шекспир. Заметим, ему повезло и со временем опроса: «Влюбленный Шекспир» уже прогремел в США, впереди его ждали Англия, а вскоре и урожай «Оскаров».
Таким образом, на исходе тысячелетия статьи о Шекспире стали появляться не только в театральных и книжных разделах газет и журналов, но и на страницах новостей. В 1999 году «Индепендент» заказал мне материал о Шекспире для первой полосы, где обычно помещают рассказы о ведущих политиках и других знаменитостях, чаще всего упоминавшихся в новостях последней недели. Теперь, десятилетием позже, мне думается, что моя статья была вполне в духе той манеры говорить о Шекспире, о какой до «Влюбленного Шекспира» нельзя было и помыслить. Остается она типичной и для нашего сегодняшнего восприятия Шекспира, так что приведу ее целиком:
Четыреста тридцать пятый год выдался для него удачным. Он — любимец Голливуда, новой картине сулят кучу «Оскаров», а на родине его только что выбрали «Человеком тысячелетия». Его голову ежедневно суют в кассовые машинки (посмотрите на голограмму на своей кредитной карточке), редакторы новостных отделов тащат из его трудов эффектные заголовки («Бить или не бить?» — о введении экономических санкций). На нем держится мультимиллионная торговля по всему миру; он кормит владельца чайной в Стратфорде-на-Эйвоне, модного профессора в Калифорнии, издателя учебной литературы в Индии.
Он водит гусиным пером в правом верхнем углу монитора, где служит Помощником в программе «Word Windows-97». Если бы душеприказчики запатентовали его образ, как сделали это попечители Мемориального фонда принцессы Дианы, его потомки были бы в тысячу раз богаче Билла Гейтса. На самом деле, наследников-потомков давным-давно нет, но важно не это: он в крови у нас у всех. Наше восприятие юношеской любви определяется «Ромео и Джульеттой», болезненного самоанализа — «Гамлетом», губительного честолюбия — «Макбетом». История Уильяма Шекспира — как она началась? И опустится ли когда-нибудь занавес?
Его отец и мать были из уорикширских фермеров. Отец переключился с мясного производства на кожевенное. Джон Шекспир был типичный английский мелкий предприниматель, рачительный и добропорядочный, немного склонный к сутяжничеству — опора городского совета. Как олдермен он мог бесплатно учить своих детей в местной грамматической школе, чем оказал своему сыну Уиллу неоценимую услугу.
Сеть грамматических школ, созданных в XVI веке, была крайне важна для объединения страны при Елизавете I. Образование стало питательной почвой для процветания Британии, для ее богатой культурной жизни. Мы не знаем, как далеко продвинулся Уилл в учебе до того, как уйти из школы. А что он делал до двадцати восьми лет — по-прежнему одна из величайших тайн английской литературы. Шекспироведы, в основном, придерживаются теории, которую первым предложил в конце XVII века Джон Обри. Согласно этой теории, Уилл преподавал в сельской школе. Некоторые зыбкие косвенные доводы позволяют предположить, что он учительствовал и в некоем католическом ланкаширском семействе. Юристы предпочитают верить, что он был помощником адвоката. Люди действия склонны воображать его солдатом на полях Фландрии, путешественником по Италии или моряком (учитывая, что Стратфорд находится так далеко от моря, насколько это вообще возможно на нашем маленьком острове, интригует, как случилось, что Шекспир так ярко живописал штормы, плесневелые корабельные сухари и сонных юнг на головокружительных мачтах).
В восемнадцать лет он женился на Энн Хэтауэй, которая была восемью годами старше и к венчанию уже три месяца как беременна от него. В последующие годы ему, очевидно, случалось бывать в Стратфорде: близнецы, Гамнет и Джудит, родились двумя годами позже. Однако так называемые «темные годы» заканчиваются лишь в 1592-м, когда он объявляется в театральном Лондоне.
Здания театров, профессиональные драматурги, пьесы, написанные для широкой публики, а не для аристократов-покровителей, — все это были новшества, появившиеся под конец правления Елизаветы. Талантливые выпускники Оксфорда, из которых самым заметным был Кит Марло, создавали драматических героев и антигероев невиданной прежде мощи и целостности: Тамерлана Великого, доктора Фауста, Варавву, богатого мальтийского еврея. В лондонском театральном мире безраздельно царили махинатор Филип Хенсло, владелец театра «Роза», и его харизматичный ведущий актер — Эд Аллен. Внезапно явившийся невесть откуда актеришко с провинциальным акцентом и неоконченной грамматической школой за плечами начал переделывать старые пьесы, крадя популярность у людей с университетским образованием. Народ валом валил на его эпическую драматизацию битвы между храбрым англичанином Тальботом и хитрой француженкой Жанной д’Арк, восхищался тарантиновским черным юмором в кровавой трагедии «Тит Андроник».
В 1592 году умиравший в нищете драматург из «университетских умов» Роберт Грин предостерегал коллег от «выскочки-вороны, которая украсилась нашими перьями, вообразила, будто может греметь таким же белым стихом, как лучшие из вас, и мнит себя единственным Потрясателем сцены в стране». Через два года, когда Марло, убитого в кабацкой потасовке, уже не было в живых, «Потрясатель сцены» примкнул к новой актерской труппе, возглавляемой Ричардом Бербиджем, в сравнении с которым Аллен казался старым ломакой. Команда Хенсло еле сводила концы с концами. На последующие двадцать лет Бербидж и Шекспир и их труппа стали королями театрального мира. Они выстроили собственный театр — «Глобус», их приглашали играть при дворе. Кроме того, они были акционерами и делили прибыль. Пока драматурги-сдельщики получали гроши, Уилл Шекспир сколотил приличный капиталец. Будь он жив сегодня, он бы работал в Голливуде и получал процент от проката, а не просто разовые гонорары.
Как и Голливуд, шекспировский мир состоял из контрактов и дедлайнов, гипертрофированных творческих «я» и подсиживания. Эйвонский Бард в представлении 90-х годов XX века прагматичен, расчетлив и умеет играть в команде — это исправление долгого перекоса. Романтики XIX века: Гёте и Гейне, Колридж и Китс, Гектор Берлиоз и Виктор Гюго — превратили Шекспира в символ универсального гения. Но для них он был одиноким художником, творящим в соответствии со своим вдохновением, что не учитывало командной природы его гения.
Начал он с того, что латал и улучшал чужие пьесы. Как Тома Стоппарда пригласили подшлифовать диалоги во «Влюбленном Шекспире», так самого Шекспира звали, чтобы придать остроты коллективным произведениям, добавить несколько сцен, что ему особенно удавались: например, разговор политика с толпой в «Сэре Томасе Море», остроумная попытка соблазнения в «Эдуарде III». Под конец профессиональной карьеры он охотно писал в соавторстве с Джоном Флетчером, сменившем его на посту штатного драматурга труппы «Слуги короля». Он постоянно учитывал актерские просьбы. Последние исследования показали, что многие его величайшие пьесы претерпевали изменения, пока шли на сцене.
Что известно о личной жизни Шекспира в этот период? Мы знаем несколько его адресов на востоке и юге Лондона, знаем, что он до последнего тянул с уплатой налогов. В 1604-м снимал квартиру в Криплгейте, из-за чего некоторое время спустя был вызван свидетелем по иску хозяйского зятя из-за недополученного приданого. Показания Шекспира характерно уклончивы. Касательно его супружеской жизни (и внебрачных связей) есть только домыслы. Сонеты обращены к прекрасному знатному юноше, возможно, графу Саутгемптону или графу Пемброку, а возможно, вовсе и не к ним, а к неверной «смуглой леди». Продиктованы ли они гомосексуальностью? Порывами сладострастия? Женоненавистническим гневом? Или это просто изысканная игра ума, набор фантазий, как и пьесы? Мы не знаем. В одном можно быть уверенными: связь между его личной жизнью и творчеством была куда более опосредованной, чем предполагает романтическая традиция, согласно которой любое творчество непременно автобиографично. В наше время трудно принять ренессансную идею, что сонет, как бы страстно он ни звучал, это прежде всего упражнение ума на манер музыкальной композиции.
